В Канев нас привез Андрей Манжос. Он сказал: «Лена, тебе это очень нужно». Я тогда, увидев зону, войну, зону и опять войну мало, что соображала.
Измотанные нервы, упадок сил, духа, желание спрятаться от всего, страх перед неизвестностью, жизнь, разделенная на «до» и «после» на «тут» и «там», семья, оставшаяся в оккупации, бессонные ночи и боль, дикая, бесцветная, безболезненная боль, оставляющая после себя абсолютную пустоту.
Андрей посадил нас в машину, и мы поехали. Лес, лес, лес…
«Леночка, смотри, это Днепр. Каневское море»- Андрей оглянулся, чтобы посмотреть, как на меня действует окружающая красота.
«Да. Днепр. Да. Красиво» - безлико и безмысленно ответила я. Мне было так плохо, что я почти ничего не видела. Слезы тихо бежали по щекам. Они давно жили своей жизнью. Я своей, а слезы своей. Сами бежали. Сами высыхали. Звонок из зоны, и вот, уже нет слез, уже голос звенит «у нас все хорошо». И там, на том конце мира, так же звенит голос «у нас все хорошо». Между ними тихие слезы и недосказанность, как многоточие.
Мы остановились возле памятного знака. Казак с бандурой на камне. В его руках, видимо постарались патриоты города, флаг Украины.
Сергей, муж, обнимает меня:
-Лен, ну, хватит, давай, давай жить. Надо, понимаешь! Надо! Если ты сломаешься, ты не вытянешь их.
-Я знаю!
Слезы…
С одной стороны дамбы лес. Гудит. Важный. Светлый. Не пугающий. Без растяжек, дыма пожарищ, без банд. Такой величавый в своем стремлении жить. С другой стороны, море. Зимнее. Серое.
« Серое море сливается с серым небом. Как боль. У боли нет границ. Она везде. Серая и без горизонта. Море боли, - думаю я, стоя под стылым, но уже пахнущим весною, ветром».
Я очень устала. Трудно даже дышать. Трудно идти. Вокруг, ярким пятнышком, как попрыгунчик, носится Мирослава.
-Мама, море, - подпрыгивает она,- море, море. Мое море! Почему море? Это не море! Это Днепр! Днепр, Днепр ты могуч, ты гоняешь, стаи туч,- носится попрыгунчик вокруг меня,- это, по-моему, не с той оперы. А, какая разница, отвечает дочка сама себе и лезет обниматься с каменным казаком. - Мама, фоткай меня. Ладке пошлем.
Фоткаю. Плохо вижу. Опять текут слезы. Ладка там, в мордоре. Мои взрослые дети. Они принимали решения. Они толкали меня. Выталкивали из Ада. Ценой своей свободы. Лада, окончив в мае 2014 года школу, мечтала поступить в Славянск на дефектолога.
В детстве она стеснялась проблем с речью, но так полюбила своего логопеда, что воспоминания об учителе, дали стимул в приобретении профессии.
Выпускной нам испортили. Кто? Орки, русские братья, колорадки, триколоры, заполонившие наш город и учителя, вдруг решившие, что они хотят назад в СССР.
Дети стояли под триколорными шариками, натянутыми перешептывающимися учителями «скоро будем в России, скоро будет большая зарплата, скоро будет новая жизнь».
На выпускной готовили вышиванки. Готовились целый год. Мои девочки-рукодельницы сами изготовили бусы, веночки в тон, серьги.
Родительское собрание. Директор школы В.Косяков жестко: «Никаких вышиванок, этого придурковатого желто-голубого, у нас родители с фронта, у них нервы».
Класс готовил танец под «Чернобрывци», в украинских сорочках, с житом, в венках. Нельзя! Папы воюют!
Стоим на последнем звонке, как на расстреле. Группа против группы. Бывшие свердловчане-украинцы, против нынешних свердловчан-новороссов. Абсурд!
Потом война. Обстрелы. Подвалы. Бессонные ночи в интернете. И решения. Страшные, болезненные решения.
Если уедем все, разрушат и разворуют дом. Туда, куда мы едем, называется «неизвестность» и там негде жить.
А еще есть надежда, что скоро освободят. Тогда еще она была. С первого выстрела мы верили, что еще чуть-чуть, еще не много…
Мирославе нужно ходить в школу. Она ходила. Честно и молчаливо. Целый месяц школы Мордора. Мы водили ее на занятия, как маленькую, за руку. Ведь рядом ехали танки, на которых сидели страшные люди. Страх, что ребенок идет в школу между этим, убивал. Но мы, как и все ждали наших.
А потом дети принесли в школу оружие.
В тот день, вернее, ночью, я проснулась от холода, сковавшего мое тело. Мне было страшно так, что я не могла пошевелиться. Утром, не смотря на протест Мирославы, я не пустила ее в школу. Именно в этот день дети принесли в школу оружие.
Взрослые, которые играют в войны, не ожидали того, что гранаты, автоматы и ножи окажутся в детских, неумелых руках. ЧП в школе замяли и умолчали. Одноклассники Мирославы хвастались в ВК селфи с оружием, возле классной доски.
Больше Мирослава в школу не ходила.
«Мама, выезжайте, я буду присматривать за бабушкой, Мышке (это так в семье называют Мирославу) нужно учиться. Я-то уже, вроде, как имею диплом, хоть об окончании одиннадцати, но есть. Поступление?! Это не важно. Важно победить и выжить. Все остальное потом, - так рассуждала Влада, принимая решение о том, чтобы семья разделилась». Так на войне взрослеют дети.
Из воспоминаний и боли вырывают спутники. Надо ехать дальше.
Канев. Я не помню город. Ехала с пустыми глазами, не видя, не всматриваясь, абсолютно без эмоционально. Андрей привез нас на Чернечу гору, к Кобзарю.
-Иди, Леночка, просто походи, сама поймешь, зачем ты здесь,- напутствует Андрей.
Мы медленно идем по ступенькам. Я часто останавливаюсь. Болит сердце. Уже давно. Ноет. Печет. Сергей ждет. Идем молча. Говорить не хочется, да и не о чем. Вверх. Ступенька за ступенькой.
Подходим к памятнику. Музей. Он пугает. Для меня Шевченко - это глиняная хатка, вышивки, соломенная крыша, что-то теплое и родное. Тут, колоны, мрамор. Не понятно. Наверное, я просто представляла себя это по-другому, успокаиваю я себя,- дите советских стереотипов.
-Зайдем, - спрашивает Сергей.
-Нет! Не хочу! - коротко и глухо.
Я ничего не хочу. Я не знаю, зачем я здесь.
Мы отходим от музея и памятника. Там, на склоне, карниз. Смотровая площадка. Потом, через полгода, я привезу сюда всех, кто приедет ко мне в гости. На этой площадке будут стоять мурмовчане, питерцы, москвичи. А пока…
Мне в лицо ударил ветер. Звонкий. Уже почти весенний. Похожий на тающий снег. И даже не ударил. Мягко вытер слезы. Тут же накапал новые, дождевые. Мелкие дождинки, стекая по лицу, смешивались со слезами и тут же сдувались ветром. Дыхание сперло.
Ширь реки. Ее плавный, незаметный, тихий, но могучий ход. Голубое небо, бездонное и широкое, как сама река. Белые облака. Парящие птицы. Склоны, покрытые просыпающимися деревьями…
Свобода! Неистовая! Чистая! Первозданная!
Она плыла над Днепром, кликала чайкой, дразнила ветром, качалась ивовыми, чувствующими весну, ветвями.
Свобода! Дурманящая! Дающая стойкость! Зовущая вперед!
-Сережа, - позвала я мужа.
Он подошел и обнял меня.
-Свобода! - слезы катились по щекам, но я уже чувствовала их. Они стали горячими. Я начинала чувствовать. Запахи. Звуки. Ощущения. – Понимаешь?! Свобода! Посмотри! Сюда, сюда, именно сюда, нужно привозить всех, кто не понимает свободы. Всех, этих депутатов, чиновников. Всех, этих ватников, зажатых страхами и совком, всех этих…Привозить! Принудительно! Обязательно! Господи! Какая же здесь свобода! Я понимаю, понимаешь, - обращалась я к мужу, - я понимаю, почему Он, - я кивнула в сторону памятника Кобзарю, - так писал, так любил. Это нельзя не любить, это нельзя не ценить. Это свобода!
-Да, - сказал он, - это свобода! Ты дыши ею! Дыши! И, смотри, Мира, - позвал он дочку.
Она подбежала, что-то тыкая в телефоне.
-Смотри, - показал мне муж карту, открытую в Миркином телефоне, - это Канев, это Черкассы. Это сердце страны. Понимаешь, почему мы здесь?! Это не случайно. Помнишь, как ты писала? - «Я слышу, как бьется твое сердце, тук-тук-тук». Мы в сердце Украины. Слушай его. Стучи с ним в такт. И живи. Оживи же, наконец. Пойми, пока ты любишь свой город и страну, с ними ничего не случится. Война забрала у тебя силы, сломала тебя. Но мир привел тебя сюда. И это не просто так. Не просто совпадение. Вот. Обними землю, послушай ее звучание и живи вместе с ней. Тебе тут будет легче бороться. Тут сила земли. Тут сила Украины! Твоя сила!
Мы спустились с карниза под деревья. Я гладила землю. Пожухлые листья вперемешку с зеленой травой. Сидели и мечтали. Первый раз за год войны, мы стоили планы на жизнь. Говорили о Победе. О будущем. О семье. О целой, неделимой семье. Об Украине. О мире!
Вернувшись, мы решили искать дом. В селе. Под Каневом. Так я стала канивчанкой. Так стали писаться "Канівські апострофи", "Азбука украинского националиста для ватника" и многое другое, не понятное, но уже родное для меня.
Україні (з циклу "Канівські апострофи")
Будь незламна, в своєму бажанні свободи!
Будь велична, в своїй непростій боротьбі!
Україно! Ти квітка!
Могутні, Дніпровськії води
Живлять. Дбають.
Та силу дарують тобі.
Чим жива?
Чим жива серед бранного полю?
Серед списів ворожих,
Отрутою здобрених стріл?
Тим, що кожна душа,
Що прославить тебе,
То й помноже,
Твою силу, і славу,
І навпіл розколе твій біль.
Йди, вперед! Не скоряючись вітру!
Бути! Вірить! Кохати!
Шалено, хоть й далі пітьма!
Україно! Ти промінь! Ти світ!
Україно, ти світло!
А на промінь, ти ж знаєш,
Ніхто не накине ярма.
(из повести «Автобиография войны» продолжение следует)
Немає коментарів:
Дописати коментар