29.10.14

Дорога в Гуково (из повести «Автобиография войны» сентябрь) ч.1.

За время АТО, и ряда неприятностей, связанных с несовместимостью сюрЛэНэРизма с моей жизненной позицией, я решила не покидать зону уюта и безопасности, так сказать – подальше от города и его суеты, блокпостов, камуфляжа и войны, поближе к селу, спокойной жизни и запаху свежескошенного сена.
После бурной довоенной общительно-общественно-политической жизни, чувствую себя затворником в скиту. Но это лучше, чем ходить, опустив глаза или каменеть при виде автоматов, чувствовать спиною взгляд людей, решивших, что отметив себя триколорной лентой, они внезапно превратятся в «чистокровных русских арийцев» и будут иметь право изгонять тебя с твоей земли.
«Выход в люди» для меня теперь испытание. И это при моем жизнелюбии, общительности и широком круге общения. Но теперь город душит меня. Его приторная услужливость перед новой властью (читай бандитами), угрожающая военизированность и политическая обезличенность, кажутся мне липкой лентой для ловли мух.
И ведь налипли, и гудят, и пыжатся, думая, что их ограниченные телодвижения что-то значат. А сколько в этом гуле покорности, раболепия и собственной значимости, мол, это не мы влипли, это такой план.
Впрочем, для большинства это нормальное место и нормальные ощущения. Они привыкли жить в абсолютном самообмане, ещё со времён совка и «покращення».
Влипших в историю легко можно определить по колорадо-триколорным ленточкам, а ещё медалям, крестам, казачьим, армейским или даже старообрядческим. А ещё по взгляду, пренебрежительному, надменному взгляду людей, уверовавших в то, что они меняют мир.
Чтобы изменить мир надо быть частью мира. Чтобы изменить страну нужно быть частью страны. Влипшие в историю никогда не были гражданами ни одной страны. То, что в их паспорте указано гражданство «Украина», не говорило им ровным счетом ничего. Причём это люди разных поколений, статусов, достатка.
Поверьте, если бы там было написано «Альдебаран» или «Северное Козлодоево» для этих людей ничего существенно бы не изменилось.
Одни с тихой грустью и неприкрытой злобой вспоминали «ковбасу по два двадцять» и, то, что были моложе и красивее, ударно работали, задорно ходили в кино. Тогда они жили, итожили они, сейчас прозябают. Тогда была зарплата и колбаса в очереди, сейчас пенсия и копчёная колбаса, варёная колбаса,сырокопчёная колбаса, фрукты и овощи круглый год, конфеты и даже ананасы без очереди, каждый в отдельном кулёчке.
Они сравнивают два мира, две эпохи. Даже не сравнивают, а замешивают их на собственных чувствах и восприятии. Свои неудачи, нереализованность, зависть, мстительность, нищету, обиды они смешали в безумный коктейль негодования. Единственный аргумент, уже как фитиль, тогда жизнь была справедливее, мол, не было богатых, все были одинаково бедными. Не понимая, что в Советском Союзе богатых не было, лишь по причине того, что богатство просто не выпячивали. Тогда это было не принято.
Жутко, но люди, стоявшие в марте на площадях города,не говорили о возможно хорошем, они вспоминали плохое, как бы выкрикивая, выплакивая из себя эту боль и горечь. Они говорили не о том, как будут жить хорошо, а как все должны одинаково жить плохо.
Сейчас на фоне радикулита и угасшего либидо, мир, даже при наличии 40 видов колбасы в магазине, естественно, был серым и мрачным. А ещё молодые соседи строились, супермаркеты открывались, машины становились всё иностраннее и иностраннее. Мир и время были неумолимо стремительны. Догнать его, выбравшись из своего сумрака, было нереально, тогда, как выход, уравнивание всех под … себя или для себя. Создание личного комфорта путём ущемления прав других. Если мне плохо, пусть плохо будет всем. Странная позиция, присущая людям, проживающим на Донбассе.
Я редко встречала здесь тех, кто говорил «должно быть хорошо». В основном говорят «помнишь, как было хорошо, больше так никогда не будет, будет хуже». Люди, работающие под землёй в вечной темноте, разучились видеть свет. Свет веры, любви, будущего.
Я как-то ко мне на приём, пришла женщина лет за шестьдесят и попросила написать, куда следует донос, что, сосед, мол, олигарх, имеет большую пенсию, ездит за границу, и купил машину, аж две. Я отшутилась, а надо было плакать. Уже в марте, такие «доносисты» составят костяк новой власти «раскулачивая» соседей, знакомых, родственников. Так здесь уравнивались социальные группы. Не зарплатой или заслугами, бизнесом или работой, а доносом и автоматом.
Ненавидя мир за угасшую, нереализованную, а зачастую пропитую жизнь, как бы прилипнув к липкой ленте своих воспоминаний, они уверенно тянули к ней и остальных членов общества, погружая город в хаос.
Удивительно, но почему-то в этой приторной патоке «ковбасизма» погрязли не только те, кто застал сталинские лагеря, брежневскую оттепель, горбачёвские прожекторные перестройки, а и те, кто имел все шансы на свободу в свободной стране.
«Ковбасизм» воспитал класс не граждан, пассивных и аполитичных. Я, не я и хата не моя,-вот основной мотив жителей Донбасса. Не имея своего личного жизненного, гражданского, политического и общественного опыта, используя чужие мысли и свои страхи, неудачи и фобии люди решили что-то изменить в стране, к которой они не испытывают чувств, кроме чувства потребления, брезгливости и неудовлетворённости. И создали свою страну. Страну войны, лжи, нищеты, клеветы. Всего, чего они подсознательно боялись.
Не удивительно слышать «эта проклятая Украина» от людей никогда не покидавших пределы города. Особенно тех, чей жизненный опыт –это знания по выводу (выходу) из алкогольной интоксикации. Они ненавидят не саму страну, а живущих рядом более успешных граждан и мечтают так же, как герои сериала, упиться «вискарём» из горла. Чтобы стать их другом, нужно просто что-то подарить или пообещать. Это называется «проявить уважение». Шансон и Саша Белый-это всё, что манит их в жизни. Романтики зоны и сивухи. Когда началась «русская весна» они были в авангарде. Грабили, упивались, марали руки в крови, выполняя за «вискарь» грязную работу более продуманных товарищей. Гибли, но этого никто не замечал. За ними некому было плакать. Их матери, счастливо, хоть и тоскливо всхлипывали, осознав, что любимый сын не придёт забирать пенсию.
Донбассу долго внушали, что он пуп земли и ему все должны. За что не поясняли. Вот, должны все и всё тут. Это устраивало. На фоне личных бытовых и социальных проблем, знать, что лично тебе должны все, включая олигархов, депутатов, артистов, учителей, врачей, доставляло удовольствие и даже, как-то возвышало. Вот, ругала Петьку училка в школе, а теперь он, трудяга, её кормит. От его зарплаты и взяток зависит её сытая жизнь.
Донбассом долго управляли при помощи подачек, законов, льгот, пенсий, гречки, как бы якоря в запылённом сознании формулу «гречка=водка=выходной=халява». За 23 года гречкольготноподачной дрессуры, у «пересічних громадян» выработался условный рефлекс. Халява, как хеппи- энд.
За гречку становились социалистами и демократами, ультраправыми и безудержно левыми, «заединщиками», зелёными, трудовиками, и даже оченьсильноукраинцами. А уж гречка да в голубом пакете надписью «Партия Регионов» действовала на индивидуума, как сигнальные огни на брелоке апостола Петра, открывающего ворота в Рай.
Причём «гречка» здесь у каждого своя. Чиновники брали гречкоусловными единицами, а население, тем, что оставалось с барского стола.
Самым удивительным было наблюдать, как за действительно гречкой, консервушкой, бутылочкой масла и пакетом сахара дерутся в очередях люди с достатком от 5 000 грн в месяц.
Я бы поняла бабушку с пенсией в 1000 гривен, но вот почему-то не видела их в нашем городе в полит-акциях. Как-то всё больше домохозяйки, не работающие по причине того, что хорошо получает муж, предприниматели, чиновники. Оксюморон, но лично в моём городе, революцию делали не бедные люди.
Удивительно слышать эта «проклятая Украина» от человека, имеющего положение в обществе, например, чиновника, ведь он получал ранг, зарплату, высокую пенсию и все доплаты и поощрения из рук этой самой Украины. И всё же причина, по которой чиновники так рьяно захотели работать в РФ и быть гражданами России, есть и она банальна.
Если обычный запойный гражданин с лёгкостью мог изменить свою политическую ориентацию и гражданство за бутылку водки, то чиновник встал под триколор исключительно в состоянии страха и аффекта, вызванного словом «люстрация».
Когда чиновник понял, что награбленное, кресло и привилегии могут лихо ускользнуть из под его зада, приобретшего форму стул, он возлюбил ту страну, которая пообещала «не люстрировать» ни зад, ни кресло, ни привилегии тырить.
Так что согласно норм УК Украины у чиновника чудная отмазка- состояние аффекта, вызванного повышенным работолюбием и кресло-задофобией.
Да, да, дорогие друзья, именно страх люстрации, вкладывал в руки чиновников микрофоны и выводил на митинги под знамёна чужого государства, заставлял применять свою неуёмную чиновничью фантазию, отточенную на управление плебсом для создания я «распятых младенцев», «фосфорных бомб», «вуйки заберут наши дома», «вуйки спустились с гор и заберут наши шахты», «убьют всех, кто не говорит на вуйковском языке». Плебс, воспитанный «колбасизмом», привык верить газете, чиновнику и телевизору. На этом и сыграли.
«Народный бунт Донбасса» -это хорошо разыгранный спектакль тех, кто сидел не только на коксе и герыче, а и на контрабасе (так тут называют контрабанду), границе, угле и бюджетных потоках, был связан криминалом или удерживался компроматом.
Люстрация чиновника Донбасса-это как наркомана снять с иглы: ломка, суицид. Не могут они без отката и бюджета. Не могут. А вы им с Майдана всей Украиной да о люстрации». Вот у них началась ломка, превратившаяся в отжим области. Вот они и совершили суицид, но почему-то вместе с нами.
Но, удивительнее всего было слышать эта «проклятая Украина» от человека, имеющего бизнес, маленький магазинчик или оптовую фирму, или просто, работающего начальником участка шахты, и имеющим всех, включая зарплату в 30 000 грн.
В годы «ковбасизма» вряд ли он мог себе позволить ездить с женой 4 раза в год в Турцию и Египет, наклонять собственных, законных рабов-шахтёров, и, добавляя им трудодни, забирать наличными, начисленную им премию. При «ковбасизме» за это стреляли или лагеря.
Предприниматель при «ковбасизме» был чуждым классовым элементом, могущим себе позволить мелкую фарцовку и такой же мелкий срок за неё. Казалось бы, вот, работай, строй, вези детей, хочешь в Европу, хочешь в Россию. Этих подловили на прививке «кучмизма»: заплатить, чтобы не трогали, и…отжать у конкурента себе.
Это единственная причина поддержки бизнесом лэнэризма: жажда передела собственности города с возможным уменьшением конкуренции.
Всё смешалось в доме Ахметовых. Переврали, перепугали, переборщили, перегнули так, что сами себя перехитрили. А деваться уже не куда. Весь мир смотрит, кто кого. Вот, гудим, делаем вид, что всё по плану, а не влипли.
Те, кто поднимал людей на войну, преследовали личные цели. Те, кто дал себя увести на войну, преследовали свои, зачастую туманные цели. Война у каждого своя. У одних трофей бюджет города или области, у других «вискарь» из «Метро». Кто-то хотел личных рабов, чьи-то рабы хотели нового царя. Вот и получилось, что каждый воевал за своё, а не за страну, не за людей, не за создание государства или улучшение жизни, а за банальный отжим.
Смешнее всего получилось со «старшим братом», вернее его обещаниями. Россия уделала всех этих полководцев местного разлива, молодца.
Дали оружие, воюйте, мол, а Царь будет завтра! Воюют, ждут до сих пор, читают специально написанные для них новости, мол, едет родимый, чуть карета в снегоуборочную машину не врезалась, но едет, вот с любовью автоматы, вам танки прислал. И ведь верят, но готовят список, чего им царь должен. Ещё не пришёл, ещё и некуда, а уже должен. Это Донбасс, детка!
Я давно перестала видеть в этой войне политику. Личные амбиции, склоки, обогащение, карьера для тех, кто умеет пользоваться войной. Для тех, кто не умеет, избитое, затертое, написанное ещё в эпоху «ковбасизма» направление в «светлое завтра».
Поэтому по городу люди передвигаются, либо горделиво жужжа о безбедной жизни в придуманной ими стране, либо же стараются прошмыгнуть по городу и удалится в свою раковину.
Семь месяцев войны, а город еще верит в то, что нас, вот-вот заберет к себе сильный и богатый старший брат, тешится самообманом, создавая видимый гул на липкой ленте истории.
Пока массовка гудит, руководство новой страны (вернее её части) при деле: «отжим» и «грабёж» оправдательно-лексически заменили на исторически обоснованное «экспроприация». Теперь вроде всё правильно: забирают у богатых, отдают бедным. Но только своим. Здесь свои у каждого свои, даже бедные у каждого свои.
Жаль, что когда на пергаменте «Новороссии» не останется свободных мест и он выполнит свою задачу, его снимут и выбросят. Вместе с мухами.
Мы, те, кто за Украину, просто ждем этого момента. Нас меньше. С начала «русской весны» мы устали доказывать, спасать, разъяснять. Это бесполезно, вредно и опасно. У каждого из нас свой полёт.
Плебс достиг критической массы. Многие спрашивают, что такое «буремний Схід». Посмотрите черно-белое кино о Великой Октябрьской революции, когда пьяные матросы, громили Эрмитаж, насиловали женщин, и жгли книги, и вы поймёте, что такое коммифашизм усиленный русофашизмом. Жгут книги, громят библиотеки и церкви, уничтожают интеллигенцию матросы железняки с бутылкой отжатого бухалова.
Поэтому пока темные очки, платок …мой муж, говорит, что я все больше становлюсь похожа на женщин ассириек, осевших у нас в селах: я научилась жить, не поднимая глаз и слушать войну.
Усталость и безысходность старит и горбит меня. Я понимаю безысходность и абсурд происходящего, но не знаю что делать. Бежать?! Куда? Война идёт везде, просто еще не все поняли это. Сможет ли Украина принять нас всех, бежавших от войны? Помочь?
У меня есть друзья, которые работают на нескольких работах. Одну зарплату себе, вторую –волонтерам на армию, третью-беженцам, четвёртую- дочке, у неё маленький ребёнок. И при этом пишут мне «приезжай, поможем».
Бежать со своей земли. Это страшно. И это нелепо. Я анализировала причины войны в своём городе. Видела многое, и «груз 200», и обстрелы, и голод, и доносы, и падших людей. Но всё же. Я видела заблудших, испуганных, одураченных страшилками, поверивших руководителю предприятия или мэру города (ведь они умные, они знают, так учили ещё в СССР) и…таких же, как и я, понимающих абсурд ситуации, но не могущих выступить против автоматов, танков, пыток.
Несмотря на всю боль, что принесла мне война, ложь и предательство, я так и не смогла возненавидеть город настолько, чтобы отдать его врагу.
Наоборот, я видела, как просыпаются люди, как проходит чёткая грань между «нормальными» и «повоевать», как люди признаются в ошибках, и ищут ответы на вопросы, которые раньше боялись, или не хотели себе задавать.
Чиновнично-ментовской олигархат утратил свою силу над городом. Бандиты, то бишь, новая власть, наступила на социальные грабли «вы в ответе за тех, кого отжали», и теперь нервно боролась с теми, кого ещё весной ставила в авангард. Они ведь пообещали Россию, пенсии, много и халява. А этого нет. И вот взбудораженный, я бы сказала возбужденный плебс, нервно ждёт благости, и вовсю материт «бандитов», которых ещё недавно кормил на блокпостах.
Путин не будет Донбасс делать территорией России. Мы серая зона вечного конфликта. Это уже в июле поняли все, но одни боятся теперь в этом признаться, другие, чувствуя предательство вождя, становятся по другую сторону баррикад. От любви до ненависти один шаг.
Конечно, чтобы держать мир в тонусе, а людей в испуге, будут обстрелы, а террористы, чтобы повысить свою значимость будут стараться захватить больше территорий. Пардон, на нашем новороссийском –это «освободить». Вместо страшного вуйка, который так и не пришёл к ним, появилась новая идея для авангарда, перешедшего с «вискаря» на укропскую водку: освободим Украину от укров.
Так что если мы будем бежать, бежать и бежать, отдавая по кусочку себя, степи, городов, и вдруг, окажется, что некуда бежать, и жить негде, везде чужая земля. Своя чужая земля. Для кого мы уступим её? Для старшебратьев? Олигархов? Плебса? Матроса железняка с «вискарём»? Где остановятся те, кто гонит нас со своей земли? В чьём доме, квартире? Но и здесь нет работы, страх и голод. Я, не зная, что делать, упала духом.
Как гром с ясного неба, и как спасательный круг, сообщение в ФБ от совершенно незнакомых мне друзей: «Мы собрали тебе деньги, сможешь приехать в Гуково?».
Смогу! Ради детей я теперь много смогу. Я писала ответ и плакала. Я никогда и ничего не просила, да и не смогла бы попросить, я привыкла давать. А тут… как будто живущие где-то далеко люди, увидели и почувствовали моё отчаяние, которое я так скрывала.
Любовь сильнейшее оружие, -говорила я себе все эти дни войны,- ты не имеешь права на другое. Ты должна построить щит из любви, веры и света. Любая война-это тьма, любая тьма разгоняется светом. Война не только в идеологии, оружии, пропаганде, насилии она в вере и безверье, в свете и тьме, в свете любви и мраке ненависти. Так было всегда. Войну можно выиграть только любовью к земле.
Написав свой первый пост, я вышла на поле боя, и я не уйду с него без победы. Поэтому ни тени сомнения или отчаянья для своих фейсбучных бойцов. Ни слова личных выводов. Ни морщинки усталости. Как будто и не я во все пишу. А сотни тех, кто живет рядом, работает, верит, любит, борется, идёт по степи, слегка прикасаясь к высокой траве, собирает чабрец, рвёт утками молочай, смеётся с рашанововстей, подшучивает над соседями фосфорными страхами и органофобиями, боится, но не показывает свой страх.
«Переживём, Лена,переживём, шо той войны, це ж не немцы, ци упьються, передеруться за власть, ото й война кончится. Главное, шоб нас усех под одну гребёнку потом не попёрли. Бо оци казяться, а у нормальных людей чубы трыщать будуть»- не раз слышала я от своих посельчан, и это толкало вперёд.
В своих рассказах была не я, а сотни селян, горожан, работяг, без образования, статуса, но с позицией, смеющихся врагу в лицо, нивелирующих его и без того мнимую значимость.
То, что любовь и сопротивление «режиму оккупации» были искренними, увидели все: от того же Донбасса до….
И моя любовь уже была не моей, а любовью всей страны. Она окружила мой Донбасс удивительным светом, а потом, колыхнувшись, хлынула во все стороны, и вот, около костра, зажжённого в сумраке приграничья, уже грел руки мир. География тех, кто услышал Донбасс, стала мировой. А когда я устала, мир просто подхватил меня на руки, подбросил дров, накинул плед и налил чая. Так и должно было быть. Так всегда там, где любовь.
Помните?! «Я всегда был рядом с тобой, -сказал Господь человеку. И человек увидел на песке отпечатки ступней, расположенных рядом с его следами. В каких-то местах они обрывались и на песке были видны только следы человека. Господи, -воскликнул человек,-в эти периоды жизни мне было хуже всего, а тебя не было рядом. В эти периоды я нёс тебя на руках,-сказал Господь».
Мир протянул мне руки, чтобы подхватить.
По душе скользнула тень стыда, ведь я сильный, здоровый человек, а мне помощь, но друзья остановили меня. Это не помощь, сказали они мне, считай, что это патроны.
Каждый из нас нес свою лепту в эту войну. Один большой отряд, стая, который шёл к победе плечом к плечу. Люди, которых ты никогда не видел и знаешь только по аватарке на странице в соцсетях, теперь твоя семья, родня, друзья и, иногда и товарищи по оружию. В ФБ это реальность. Тебе нужно привыкать, что твоя жизнь делится на «до войны» и «на войне» .
В это время в городе не было ни хлеба, ни муки, а картофель стоил 15 грн/кг. Поэтому я ответила коротко: «Я приеду».
К поездке готовимся, как вылазке, как к военной операции. Я помню о списках «врагов народа», которые имеются на блок-постах. Низкий поклон «властьбоящимсяпотерять». Даже в минуты своей агонии они помнили обо мне. Похвально!
По городу я передвигаюсь с другим паспортом, за границу «инкогнито» ехать боюсь, поэтому вопрос решаем кардинально, подруга звонит подруге, называет пару имен, и вот, путешествие в Гуково проходит так сказать, под охраной и конвоем. Я еду с нашими местными ополченцами. У них куча карточек, они получают зарплату себе, шахтерам, родне, везут наличку в город, поэтому я с ними, как за каменной стеной.
Да, здесь все сложно. Свои у каждого свои. Есть те, кто помнит о том, что мы люди. Они решили оставаться людьми до конца. Это я о людях, которые оказавшись по разные стороны политических, военных или иных убеждений, не стали поступать по исконно русской традиции времен НКВД. Но таких здесь мало.
Машина без камуфляжа, без оружия, без атрибутов. Просто люди. Просто машина. Забирают нас из дома подруги и в путь. Я еду с мужем, после ряда событий он боится меня отпускать одну.
По пути перезвон попутчиков по телефону с блокпостами на КПП. Решаем куда ехать. В городе день зарплаты, поэтому на КПП с трёх утра очередь из желающих получить в банкоматах Гуково деньги и купить продуктов.
На «партизанском» КПП очередь такая, что в Гуково попадём к шапочному разбору, поэтому попутчики решают ехать через дальнее «должанское».
Дорога бежит по полям «боевой славы». Поэтому разговор один «здесь стояли», «здесь был бой», «здесь ранили», «здесь убили». Вливаюсь в разговор, впитываю, расспрашиваю. Мне это нужно. Как же мне это нужно.
Я давно, еще со времени посещения Луганского СБУ, встречи с Болотовым, «Москвой», интервью на баррикадах, блокпостах, споров, а иногда и исповеди незнакомых мне людей, чувствую себя патологоанатомом этой войны, интерном, изучающим странную, внезапно поразившую организм болезнь в надежде сделать открытие, которое спасёт мир. И чем больше я вскрываю эти нарывы, тем больше понимаю, что причины болезни так глубоки и далеки, лежат в таких плоскостях истории и социума, что я ощущаю себя ещё и археологом, вытаскивающий на поверхность осколки некогда гордого класса шахтеров.
Я не знаю, для чего я это делаю, но я знаю, что это нужно. Не для этой войны и не для этой победы. Для будущего. Я не имею права прожить здесь, увидеть всё и не создать вакцину, не вылечить Донбасс. Это даёт мне силы, и писать, и искать, и идти вперёд.
Сначала мои дневники были попыткой нивелировать свой страх. Эти обстрелы, кричащие степи, преследования знакомых, нападение на мой дом, горящие коктейли Молотова на моей улице, статусы друзей в ФБ «уехал», «ранен», «убит», «задержан», «заложник» доводили меня до оцепенения.
Мой мир сошёл с ума. Город, область, мои соотечественники, друзья, коллеги обезумев, разрывая криком свой собственный рот, доказывали свою правду нам, гражданам Украины, вдруг ставшим инакомыслящими. Они прикладами вбивали в нас свою веру и мечту, а нам казалось, что эта русская мечта вползала в этот перекошенный безумием рот черной степной гадюкой.
Страшно в один день стать чужими на своей земле и жить, периодически сплёвывая кровь, объясняя вооруженным безумцам причины их же безумия.
Моя страна сошла с ума пораженная крымско-донбасским синдромом. Кусочек Украины, опалённый дружбой соседа, родной, цветущий по весне абрикосами, пылающей августовскими звездами, безудержно ковыльный с журчащей донбасской песней, ржанием провальских скакунов, кликом степных кобчиков, переливом жаворонка над полями пшеницы, вдруг стал чужим для своей земли.
«Отдать Донбасс»- кричал безумцы. О, как это было страшно слышать, как люди, называющие себя патриотами, кричат «отдать свою землю». Я всегда спрашивала, какой следующий кусок Украины вы отдадите? Так я и поняла, бежать некуда, война идёт везде. Просто она имеет тысячи лиц и у каждого теперь своя война.
Сначала я писала документальные дневники обо всём, что происходило со мной, в какой-то момент я вдруг поняла, что не смогу вложить в сухие факты тысячи осколков боли, острые края предательства и яд отравленных ложью стрел.
В какой-то момент мои дневники приобрели другую форму, более разговорно-литературную. Многие из страниц дневников были написаны после, намного позже происшедшего. Я долго думала, что я буду делать со всеми своими наблюдениями, историями, выводами, встречами, судьбами. Осознание того, что это моя личная автобиография войны пришло потом, с тишиной. Я имею право писать о том, как я, лично я увидела эту войну…
… (продолжение следует)

Немає коментарів: