27.09.15

Когда я упала, меня подхватили тысячи рук

"Знаете, за что я благодарна войне?! Глупые, а может и страшные слова, не знаю. Но я благодарна за возможность увидеть Людей, показать Людей, за открытие Человека в Человеке. Остальное пройдет". Это отрывок из рассказа луганской писательницы, блогера, общественной активистки Елены Степовой. Конечно, это псевдоним. До недавнего времени Елена жила на оккупированной Луганщине, в маленьком приграничном городке Свердловск (не путать с российским Свердловском). Именно там начала писать рассказы, позже вошедшие в сборник "Все будет Украина! Или истории из зоны АТО". — Елена, в своих интервью вы часто исправляете журналистов: я не писатель, я правозащитник, писательство — это хобби. — Я возглавляла общественную организацию "Эко — регион". Кроме того, у меня была частная юридическая практика. В основном я занималась социальной защитой людей — пенсионными вопросами и экологией. Дело против ДТЭК Рината Ахметова стало одним из самых громких, выигранных нами перед началом АТО. Я была гражданским представителем человека, который решился на борьбу с системой. Это тот случай, когда твой клиент — еще и твой соратник. Суть дела заключалась в том, что в поселке Комсомольский нет очистных сооружений, и ДТЭК сливало все технические воды, без утилизации и канализации, просто в балку, когда-то прекрасную... Люди боялись подавать в суд, потому что все они работали на шахтах ДТЭК, а этот человек — житель поселка, предприниматель — был настроен решительно. Мы обсудили все страхи, риски, возможности и выиграли: ДТЭК обязали не только построить очистные сооружения, но еще и рекультивировать огромную загаженную им территорию. — Ваш родной город Свердловск находится в 12 км от государственной границы. Вы одними из первых встречали российские террористические войска. Правда ли, что хлебом-солью? — "Русскую весну" мы увидели первыми. Когда начинался Крым, поняли: мы — следующие. Это было видно по разным признакам. Местные чиновники стали вести себя по-другому. Приходишь по своим вопросам, а они смотрят на тебя c таким звериным оскалом и говорят: "Подожди, подожди, скоро придет наше время, мы всех вас выгоним отсюда — и активистов, и помаранчевых". Активисты — это "Просвіта", Народный рух, проукраинские общественные организации (не все у нас контролировались Партией регионов, были и "зубастые"). Потом милиция, СБУ, прокуратура стали нас уговаривать: "Ребята, скоро в городе начнется движение, не поднимайте голову, давайте без крови". Мы увидели движение среди таможенников. Свердловск ведь приграничный город, город-"контрабас". Жители здесь замечают такие изменения на границе, которые невооруженным глазом не видны. Где-то в феврале мы заметили, что работающие на таможне местные стали покупать очень дорогие золотые украшения к 8 Марта. А если таможня покупает золото, значит, идет "контрабас". Это первое правило города. Люди стали интересоваться — что нам завозят или вывозят? Оказалось, оружие в схроны. Формировались военные склады народного, так сказать, ополчения. Потом начались митинги, которые организовывали городская власть, коммунисты, регионалы, депутат ВР VII созыва Александр Коваль (экс-гендиректор ДТЭК). На известный митинг в Свердловске 1 марта созвали шахтеров, учителей, но они слушали выступление мэра города и коммунистов молча. Выступающие обещали счастливую жизнь после присоединения к России. Ни один из участников этого митинга не понес наказание, против них не возбуждено уголовное дело. А ведь видео митинга есть в Интернете. Собственно ополчение появилась на шахтах ДТЭК. Именно там шахтерам по паспортам раздавали оружие и по 10 тысяч гривен за охрану памятника Ленину. Понимаете, люди шли не против Украины или за Россию, а заработать! Руководство шахт засчитывало это время как рабочее и, находясь в оплачиваемом отпуске, человек просто шатался по городу, пил пиво и зарабатывал деньги. Агитация на шахтах была колоссальная. Российские войска пришли перед референдумом. Первыми появились донские казаки, и только через три недели — регулярные войска. Но город Свердловск никогда не встречал их хлебом-солью. Вы не найдете в Интернете ни одного такого видео. Они зашли ночью. Мы проснулись — а у нас везде уже стояли танки и гранатометы. А вот в Ровеньки и Антрацит заходили днем. И люди действительно встречали русские войска цветами и "чепчиками в воздух". — Мы видели кадры, как жители Донбасса грудью останавливали колонны украинских военных, которые шли защищать государственные рубежи. — У нас есть трасса Гуково—Свердловск. Там не было украинских военных. Но есть трасса, которая идет из Харькова в нашу сторону. По ней действительно двигалась колонна. Встречать ее простые ровенчане вышли не одни. С ними были вдохновители и агитаторы. Это депутат Ровеньковского городского совета Александр Рак, глава местной организации Партии регионов, сотрудник ДТЭК Алина Кучеренко, журналист и депутат, директор компании РТВ Александр Тимошенко — все они сейчас проживают в Киеве. А также мэр города Александр Есенков, сейчас проживающий в Крыму. Эти люди вывели горожан на трассу, где бабушки организованно бросались под танки. Но вот что интересно — о том, что по трассе будет проходить военная колонна, знал ограниченный круг людей: начальник милиции, который должен был обеспечить продвижение, прокурор, руководитель СБУ и мэр города. Отсюда вопрос: как так случилось, что горожане были организованно доставлены автобусом в нужное место и в нужное время? Ведь из города до трассы 20 километров. Кстати, на видео тех событий особенно бросается в глаза одна активная женщина — Таня из Ровенек. Недавно она свела счеты с жизнью. Потому что когда в Ровеньках начался голод, когда люди пережили мародерство казаков, начались обстрелы "градами", а Путин "кинул" и не взял "ЛНР" и "ДНР" в Россию, то люди стали преследовать агитаторов, призывавших русский мир. "Ты это сделала, ты их сюда привела!" — обвиняли Таню соседи. Таня не выдержала и повесилась… — Не только в Украине, но и в России популярно ваше невероятно трогательное письмо матери русского солдата. У него есть какая-то предыстория? — По улицам нашего города ехали "Уралы", груженые молоденькими мальчиками. Они все были одинаково подстрижены, с пушком над верхней губой и с одинаково перепуганными глазами. Это были призывники. Мы стояли и смотрели на них, а они смотрели на нас. Это было странное чувство — связь взглядов. Мы — женщины в возрасте, они — еще дети. Мы знали, куда везут этих детей, а они не догадывались. И когда машина останавливалась, они пытались спросить, где находятся. Мы специально отвечали им на украинском языке: "Хлопцы, вы в Украине". И знаете, какой страх был в их глазах? Ведь они думали, что на учениях. Наш город стоит на дороге, ведущей в российское Гуково. И мы видели, как потом этих призывников везли назад. Как с больших машин капала сукровица, стоял сладковатый запах смерти, были слышны стоны. Это было страшно. Почему я написала письмо матери русского солдата? Я не знаю. Тогда я не понимала, что пишу. Просто знала, что должно быть так, и все. После этого письма я боялась выйти в соцсети, потому что мне приходили сотни проклятий от русских женщин. Кстати, осуждали и некоторые украинцы. Мое письмо было перепечатано более 60 тысяч раз по всей Украине и даже в Европе. Его подхватил Комитет российских матерей. Остановились проклятья тогда, когда из России мне пришло письмо с просьбой помочь найти сына. Мне это удалось. Потом мы опубликовали данные о захоронениях российских военных в шурфах наших шахт. Это вызвало огромный резонанс не только среди российских матерей, но и среди ополченцев. Наши жители видели, как к шурфам подъезжали КамАЗы с российскими номерами и сгружали тела своих солдат, как мусор. Как же так, ведь это — русские братья! Вот как поступают со своими?! Местные мужики лазили в шурфы, смотрели, есть ли кто живой. Это был шок, происходила переоценка ценностей. Свердловчане, поддерживавшие Новороссию и раньше писавшие мне "Ты такая-сякая. Пишешь неправду!", теперь стали говорить другое: "Пиши. Здесь все не так, как нам рассказывали. Что-то происходит". Российские матери провели на границе акцию — встали на пропускном пункте с целью не допустить мальчиков-призывников в Украину. После такой огласки в российских войсках была месячная ротация, из Свердловска забрали всех призывников и прислали наемников-контрактников и добровольцев. Российские добробаты — это добровольческие батальоны, собранные за деньги жителей какого-то российского города. Вот мы все говорим — Путин. Но ведь это не Путин собрал контрактников и дал приказ. Это люди выразили свою личную позицию, купили оружие и добровольно приехали убивать. Кстати, в России появился особый вид наемников — богатые любители компьютерной игры-стрелялки "counter strike". Мы как-то попали на социальную сеть "Свердловск counter-strike". Оказалось, что в России во многих городах существуют страйкер-клубы, где набирают людей на игру живыми мишенями. Их участники приезжают в Украину играть в стрелялки живыми людьми! Почему-то это преимущественно питерцы. Из них формируют целые отряды страйкеров. — Местные жители помогали украинским военным? — Украинскую границу охраняли группки наших военных. Бывало так: села и города уже захвачены оккупантами, а на кордоне маленькими группками раскиданы наши. Их утюжили "градами", а мы иногда не могли им даже воду привезти, потому что поле, возле которого они стояли, простреливалось снайперами. Чтобы покормить ребят, люди иногда шли на хитрость. Брали тыкву, делали в ней дырку и складывали туда воду, сигареты, хлеб. А потом ехали мимо поля и будто бы случайно роняли мешок с передачей. Но ребята боялись поднимать — а вдруг там взрывчатка? Одно из приграничных сел, возле которого стояли украинские военные, — Зеленополье. В Генштабе не любят говорить об этом населенном пункте. Но это был первый украинский котел. Когда недавно в Киеве вспоминали тех, кто погиб в Иловайском котле, мы с ребятами помянули погибших в Зеленополье. Дело было весной 2014-го. Ребят привезли на границу вечером — 72-ю и 24-ю бригады. Расположились в поле возле села. Село украиноязычное и ребята — тоже. Не было конфликта между жителями и армией. Вечером сельчане покормили ребят. А в 4 утра со стороны России село накрыли "градами" — более 50 залпов. Когда люди вылезли из подвалов, то увидели, что поле, где стоит воинская часть, горит. Побежали туда, вытаскивали из машин за обожженные руки и ноги, пытались спасти хлопцев. Иногда вытаскивали всего человека, иногда — его часть. Женщины кричали и выли. В 6 утра мне позвонил депутат сельсовета. Он кричал от ужаса: "Здесь горят люди! Позвони в штаб АТО, пусть пришлют вертолеты забрать раненых!" Я звоню в штаб — они не хотят меня слышать. Мы все звонили в штаб. Вертолеты не прилетели. Раненых лечили сами жители в фельдшерском пункте. Рвали свои наволочки и простыни на бинты. Забивали своих гусей, чтобы добыть для обожженных жир. Живых ребят перевезли в нашу свердловскую больницу. Ни один наш ополченец их не расстрелял. Потому что когда они видели, как обгорели наши мальчики, у них волосы на голове становились дыбом. Это были совсем молоденькие хлопцы, призывники… Волонтеры, которые занимались этими бригадами, сказали, что после той трагедии "недосчет" составлял 450 человек. Особенно пострадала 24-я. А село Зеленополье, хоть и украиноязычное, сейчас категорически против Украины. Сельчане говорят: "На наших глазах Украина бросила своих пацанов". В селе огромная братская могила, за которой ухаживают местные. На годовщину гибели могилку убрали и поставили цветы. Обычные, полевые, с того поля. — Когда вы говорите о знакомых и друзьях, оставшихся на оккупированных территориях, то подчеркиваете: они — украинские патриоты. Почему же они не выехали на подконтрольные украинской власти территории? — У каждого своя история. Я выехала только по одной причине: помогли хорошие люди. В соцсетях мне написал совершенно незнакомый человек. Сказал, что у него есть дача, и он готов меня там поселить. Очень долго уговаривал. Психологически на такое решиться тяжело. Ты готов погибнуть там, но не готов, как собака, бежать из своего дома. Вы понимаете, что значит бежать? Это значит проиграть личную войну. До сих пор считаю, что я проиграла. Это мой город, а они меня из него выжили. Есть еще одна причина, почему я уехала. Дети. В мае 2014-го моя старшая дочь закончила школу. Мы хотели всей семьей пойти на выпускной в вышиванках. Нас предупредили, чтобы мы этого не делали: "Придете в вышиванках — расстреляют". У моей дочери было просто голубое платье с желтыми розами и желто-голубой маникюр. Хотя бы так "заякориться" Родиной. Хотя бы в чем-то, понимаете? И это было тяжело. Младшая продолжала учиться. Дети в школу стали приходить с оружием — гранатами, автоматом. В 13 лет ребенок не знает, что можно говорить, а что нельзя. Мой ребенок стал резко выступать с критикой учителей, агитировавших за Новороссию, и переубеждать одноклассников. Дочь проходила в школу только месяц, и еще три месяца мы прятались, сказав всем, что уехали. А тут еще местные власти узнали, кто пишет под псевдонимом "Олена Степова". Мой кум поддержал сепаратистов — занимался у них информационной политикой. Кум меня и сдал. Поэтому мы приняли предложение человека, пригласившего нас пожить к себе на дачу. Он нас поддерживал, заботился, помогал. Когда мы приехали на новое место, я всех безумно напугала, потому что дачный поселок находится в лесу. Было уже темно. Я увидела маленький домик в центре леса, будто надвигающиеся на меня деревья и кусты. И первая мысль — тут везде могут быть войска. Дочка бежит по траве, а я кричу: "Осторожно, там растяжки!" Пригласивший нас человек от такого психологического накала был просто в шоке. Конечно, нелегко. Если ты уехал, твой дом отдадут ополченцам. А здесь ты не можешь купить дом, потому что у тебя выплаты три месяца по 400 с хвостиком гривен, а потом — по 200. А в этом месяце я выплат вообще не получу — мы еще не перерегистрировались из "ПриватБанка" в "Ощадбанк". С нас сняли все выплаты, пока не оформим бумаги. И всем плевать, на что я буду жить, как буду платить за свет, газ. Мне надо ехать и искать какую-то декларацию о том, что я не участвовала в ополчении. Я не знаю, кто мне даст такую декларацию… Но люди, в отличие от государства, помогают. Все, что на мне сейчас надето, дала мне Украина. Когда я упала, меня подхватили тысячи рук. Позавчера мне пополнили счет, чтобы я могла купить лекарство ребенку. И так каждый день: кто-то привозит картошку, кто-то одежду, какие-то нужные вещи. Друзья каждый месяц покупают мою книжку только для того, чтобы мне было что кушать. Они дарят ее своим знакомым, говорят, что я много сделала в этой войне. Но я специально не делала ничего. Я просто сражалась за свой родной город и хотела, чтобы люди знали о том, кто в нем живет. Нельзя говорить "весь Донбасс". Как, кстати, нельзя говорить "вся Россия". Россияне разные. Есть те, кто нам очень много помогал — деньги, лекарства, вещи мне присылали девочки из Питера. Издание моей первой книги рассказов профинансировал благотворительный фонд российской писательницы Людмилы Улицкой. В той книге, кстати, было и письмо к матери российского солдата. Российские активисты стали приглашать меня в закрытые антивоенные антипутинские группы в соцсетях. Я увидела, что такое Манежка, что такое Екатеринбург. — Меняются ли настроения жителей Донбасса по сравнению с тем, что было в начале войны? — Меняются все время, как волна. Когда казаки и русские начали грабить население, зазвучало: а мы не этого хотели! Вчера у меня был разговор с земляком. Раньше он был очень ватным, а теперь говорит : "Лена, как нам выйти из этой ситуации? Допустим, мы не хотим жить в ЛНР. Ну поднимем мы флаг Украины. Так ведь вокруг российские войска и ополчение". Люди наелись Новороссией. Очень многие винят Россию — "она все затеяла и кинула". Предприниматели, ощутившие на себе все бандитские приколы, уже на стороне Украины. Есть люди, которые остались при своем мнении: ненавидим "укров". Пенсионеры получают две пенсии — украинскую и луганскую, и им все равно какая власть — лишь бы не трогали. — Кстати, недавно Кабмин инициировал проверку переселенцев. Чтобы те, кто проживает на подконтрольных территориях, но зарегистрирован на "большой земле", пенсию не получали. Боятся этих проверок те, кто живет на подконтрольной территории? — Нет, не боятся. Проверяют МВД и миграционная служба? Я вас умоляю. Это медведь пошел проверять пчел. Начальник паспортного стола на подконтрольной территории, 10 штук баксов поднявший на оформлении новых паспортов, сам себя проверит и найдет нарушения? Найдут каких-то двадцать несчастных, которые не доплатили, а все остальные останутся переселенцами. Это — бизнес. В Пенсионном фонде в Меловом я знаю человек двести-триста, прописанных по одному адресу. Чиновник, прописывавший их там, этого не видел? И что, придет проверка, и он подставит сам себя? Вот, например, по документам на улице Ковпака, 18 проживает полторы тысячи людей. А это обычный маленький домик или квартира. Пришла проверка — никого не нашла. Лишим этих людей выплат? А дальше? Кто прописал их туда в таком количестве? Кто в Пенсионном фонде на один адрес положил полторы тысячи папок и насчитал пенсию, вместо того чтобы сообщить в СБУ? Все зарабатывают деньги. Люди на оккупированных территориях говорят: "Если нам прекратят выплачивать пенсии, мы перерегистрируемся в другом городе у другого чиновника, и все равно их получим. Мы заплатим, а деньги нужны всем. Что делать? Такое время, война". Серая зона очень выгодна, потому что на "стопах" от законодательной власти люди поднимают сумасшедшие деньги. В том числе и те, кто находится на подконтрольной территории. О введении пропускной системы сепары знали за несколько месяцев. Они заблаговременно перерегистрировались в Украине, и теперь возникла очень интересная ситуация: человек воюет в ополчении, но доказать это, завести уголовное дело невозможно. Ведь официально еще с 2014 года человек прописан где-то в Сумах или Одессе. Вот что меня убивает. И вы знаете, когда "ополченцы" заговорили об амнистии, у нас был шок. Они ждут и надеются на нее. И не только криминальную, но и финансовую. Чтобы все купленное, нажитое или отжатое во время войны имущество осталось за ними. Это их условие. Выборов тоже очень ждут. Даже тех, что состоятся на подконтрольных украинской власти территориях. Ведь с их помощью к власти хотят вернуться регионалы, коммунисты, бывшие депутаты горсоветов — те, кто весной 2014-го кричал "За Россию!" Этого очень боятся не только проукраинские граждане, но и те, кто уже разочаровался в Новороссии. Сейчас я активно переписываюсь с земляками, среди которых есть и "сепарные". Они просят меня: "Найди выход из ситуации". Будто я политик или президент. Нет открытой площадки, чтобы поговорить и обсудить все возможности и угрозы. Единственный выход, который я вижу, — отказаться от выборов, от создания советов на территории Луганской и Донецкой областей. Создать только администрации: военно-гражданские — на оккупированных территориях и гражданские — на подконтрольных. Больше на территории Луганской и Донецкой областей не должна в течение трех лет существовать никакая власть. Нужно дать возможность руководителям этих администраций набирать себе управленческих помощников из числа местных активистов, — чтобы люди, которые любят свою землю, свои города, пришли и выполнили работу по их возрождению. Отсутствие выбора лишит регионалов и коммунистов кормушки. Но если они возьмут реванш (а они умеют "выигрывать" выборы, мы видели это много лет) — любая работа того же Туки будет невозможна. Не пустят туда патриотов, там слишком большой клан регионалов. — Как вы считаете, есть ли рецепт "сшивания" страны, сглаживания конфликта? — Я сейчас вижу начало процесса единения страны. Был раскол и была пропаганда — рыдающие коровы, плачущие мальчики. Но Донбасс выздоравливает. Новороссы — это просто порождение совка. Вот говорят, что на Донбассе Новороссию поддержали "мохеровые" бабушки. А я знаю молодых девушек, которые работают в суде. Им всего двадцать с лишним лет, и они поддержали ополченцев. А Украину ненавидят. Эти девушки только что закончили украинские вузы. Причем учились они не только на Донбассе. Нет у совка возрастного ценза. По советской привычке мы склонны делать иконы из партии, из чиновников, из политиков. А потом разочаровываться. У меня нет икон. Представители власти — это служащие, нанятые для выполнения каких-то определенных задач. Для меня люди, которые делают из кого-то икону, которые бегают и кричат: "Порох нас спасет!", "Юля нас спасет!", "Путин нас спасет!" — идентичны. Нас спасет каждый из нас. Украина будет Украиной, когда каждый из нас сделает свое дело. Оксана Онищенко
Больше читайте здесь: http://gazeta.zn.ua/personalities/elena-stepova-kogda-ya-upala-menya-podhvatili-tysyachi-ruk-_.html



Немає коментарів: