Антрацитовая чаша Донбасса

Итоги, размышления, но не эпилог, просто точка в первой АТОшной главе.

У нас удивительный край. Буйство степных акварелей гротескно граничит с черными угольными отвалами, нависающими над степью и поселками пирамидальным безмолвием, а сами поселки, разделенные между собой четкими линиями зеленых посадок, лесополос из лиственных деревьев и квадратами полей, незаметно переходят в город, и вот уже обезличенные многоэтажки перемешиваются с разноцветными двориками частного сектора.

Но еще прекрасней наш край людьми обычными и не обычными. Как будто природа, желая подчеркнуть смешанную кровь Донбасса и его неповторимость, наделила людей высоким даром соединять в себе несоединимое.

Здесь можно встретить шахтера, с черной, антрацитовой подводкой глаз, искрящимися каким-то необъяснимым светом, который после смены, сидя за «бутыльком», легко поет арии не уступая в высоте и чистоте нот Анреа Бочелли. Пенсионера, читающего у мусорных баков труды Солженицина, выброшенные кем-то за ненадобностью, бережно очищая страницы от засохшей капусты и унося их с собой, оборачивая в сверкающий глянцевой полиграфией буклет «Партии Регионов».

Или, стоя посреди бушующего рынка, пообщаться с носителем полукилограммовой золотой цепи, имеющим средне-техническое образование и попавшим в бизнес по причине безработицы в 90-х, с горящими глазами обсуждающим со своим не менее килограммово - золотоносным коллегой, бывшим горным маркшейдером, а ныне владельцем салона быттехники, концерт Украинской народной хоровой капеллы Москвы Виктории Скопенко, на который они ездили Львов, и понять, что ты ничего не понимаешь в этом мире.

А можно столкнуться с высокомерным «мы таких книги не читаем, там одна гадость», в кабинете управления образования, глядя в семидесятилетные обездушенные советизмом и бюрократией, глаза человека с высшим образованием, которому ты битый час доводишь необходимость проведения внеклассного часа по творчеству наших луганских Жадана, Стуса, Голобородько, Низового в украиноязычном классе твоего ребенка.

И часами слушать пьяные бредни, знающего, как управлять страной человека, который всю жизнь, просидел в шахтной «кандейке», ремонтируя завезенное сюда, еще в советские время оборудование и гремя шахтными цепями, похожими на кандалы галерных рабов, изготовленные из добротного металла.

Здесь бал Гротеска. Я, как королева Марго, приглашенная на него Воландом, улыбаюсь каждому входящему в зал герою. И я действительно в восхищении, как от низменных, гудящих прокаженностью и пропитостью морально деградирующих или не вышедших из совковой всепокорности обывателей, так и от высоких, трепещущих на ветру, живых, молодых, новых крыльев, несущих вверх и ввысь своих вестников свободы.

Иногда, кажется, что антрацит или отдает человеку всю силу углеродных связей земли, как бы обогащая его тысячелетней или может быть многовековой мудростью, или же, наоборот, вбирает в себя все, высасывая из тела ум и силы, оставляя пустую, иссохшую оболочку, не несущую ни души, ни света, ни жизни.

Смешанная кровь Донбасса, вобравшая в себя золото пшеничных полей Полтавщины, гранитную мощь Житомирщины, певучесть и интеллигентность Львовщины, соленый юмор Одесщины, винный хмель Молдовы, холод степной Башкирии, угрюмость и непреступность Сахалина, как вода, налитая в чашу Грааля, может оживить, или забрать жизнь, возвысить, или низвергнуть, дать талант жить, или оставить прозябать.

Слишком много предков, народов, истории, трагедий, потерь, боли, смертей и судеб налиты в антрацитовую чашу Донбасса. Слишком силен зов крови, такой разной, противоположной, разнополюсной. Слишком крепка углеродная вязь. Слишком сильна бьющая из земли энергия.

Не каждому дано поднять эту чашу и выпить из нее. Больше тонут, растворяясь в Донбассе, становясь то ли ядом, то ли вином, оседая на стенах антрацита мутноватым осадком.

Вот, смотрю, стоит очередной герой, поглядывая на менее удачливых братьев, гордо поднимает над собой черную чашу Донбасса, как высоко пренебрежителен его взгляд, как светятся превосходством глаза, как дрожат губы в победном оскале, и, раз, накрывает его волна, ведь не он держал чашу, а чаша его.

Вот так же растворились в чаше Донбасса судьбы тех, кто решил стать верховным жрецом этого пыльного засушливого мира: Болотов, Гиркин, Царев, Безлер, Пушилин… Степь приняла прах одних, и уже зовет к себе новых короновавших себя этим антрацитовым миром, она бьет в лицо жарким, жадным, пронзительно- полынным ветром, как бы маня их в свои черные недра и шепча протяжно-обрекающее «я пью ваше здоровье»… еще не много, и история навсегда вычеркнет их из своих скрижалей, как что-то мерзкое и тленное, а Донбасс будет жить.

Р.С. Когда-то я написала «я - сталкер Алиса иду по сумрачной зоне», фактически предсказав свою дальнейшую судьбу. Тогда я еще не понимала значение слова «зона», тогда еще не было КГБ, ГРУ, ФСБ и других прелестей жизни, внедренных соседним дружелюбием в помутневший разум тех, кто одним махом решил стать новодонбасским ахметовым, отвоевав для себя целый мир. Я даже не знала о законе, но чувствовала, что он будет.

Теперь здесь уже многие понимают, что «мир» хрупок, и отвоевывая его себе, ты можешь его и безвозвратно разрушить. У людей с автоматами нет своих и чужих, сдав врагу соседа, ты сам становишься жертвой, а развивая бизнес, который ты отжал у конкурента, ты сам становишься конкурентом. Это еще только начинает доходить в туманные головы романтиков, любителей социального равенства и желающих пожить в стране автоматозакония.

Чувствую ли я себя в «зоне», нет, я как всегда над… Я пройду эту новую для себя страницу жизни, ведь я сталкер. Потому что там, за новыми историями, новыми ощущениями, новой борьбой, даже за новой стеной, есть те, кто меня держит, мои друзья и есть то, что будет всегда, моя Украина!